Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Петр Павленко

— Дайте кислород!

Павлов вдруг делает какое-то странное движение рукой, точно ловит что-то. Открывает глаза. Удивленно рассматривает свою руку. Шепчет Семенову:

— Непроизвольные движения появились. Кора сдает. Начинается, видно, развал нервной системы. Пошлите-ка за Давиденковым.

Серафима Васильевна бросается к постели. Наклоняется к нему.

П а в л о в. Погоди, погоди…

Он закрывает глаза, он весь погружен в свой последний опыт.

П а в л о в (шопотом). Ах, вот что?.. Интересно, очень интересно. Надо записать…

Тает снежок.

Не реквием, нет! Ликующая, торжественная тема жизни звучит в оркестре.

Тает снежок…

Стремительно тает снег.

Весенние ручьи шумят в саду института.

Тает снег, обнажая черную, маслянистую землю.

Набухают и взрываются почки на деревьях, медленно выбрасывая еще сжатые первые листья.

Идет весенним садом Варвара Антоновна. Мелькнув, остаются позади мраморные бюсты.

Ренэ Декарт.

Чарльз Дарвин.

Иван Петрович Павлов. 1849—1936.

Остановившись, Варвара Антоновна долго смотрит на знакомые черты Павлова, застывшие в бронзе.

Слышится звонкий собачий лай.

Вдали Никодим ведет на поводу двух собак.

Собаки кидаются на него, играя.

Н и к о д и м (отмахивается). Да ну вас. Варвара Антоновна, пожалуйте.

Вместе с Никодимом и собаками Варвара Антоновна скрывается в подъезде института.

Надпись на цоколе:

«Наблюдательность, наблюдательность и наблюдательность».

Шумят деревья в саду…

В. Крепс, Ф. Рокпелнис

РАЙНИС

Фильм „Райнис“ в 1950 году удостоен Сталинской премии второй степени.

В звуки торжественной музыки вплетается отдаленный гул канонады…

Далекое эхо глухо повторяет разрывы крупных снарядов. Широкая аллея, ведущая к памятнику Райниса в Риге, заполнена бойцами Советской Армии.

Сосредоточенные и внимательные лица обращены к памятнику великому поэту. Бойцы стоят в боевом снаряжении. Их каски поцарапаны пулями, у некоторых перевязаны головы…

Вдали еще видны дымы пожаров, отблески орудийных залпов. Памятник Райнису на фоне облаков, дыма и искр пожарищ: огромная фигура гранитного юноши полулежит на постаменте, закинув к небу гордую голову.

У постамента, не шелохнувшись, выстроились в почетном карауле автоматчики.

На фоне музыки звучит негромкий голос диктора:

Еще мальчиками они читали стихи Райниса наизусть… С его песнями воины-латыши прошли по дорогам войны… В карманах шинелей они хранили томики его стихов…

Две пары рук кладут к подножью памятника огромный венок из зелени и цветов. К венку прикреплена широкая кумачовая лента: на ней рукописная надпись:

Солдаты берут на караул.

Лицо гранитного юноши… Он как бы всматривается вдаль… Прислушивается.

Скупые лучи солнца освещают надпись на постаменте:

Постепенно стихает музыка.

Разрозненные листки из черновых записей Райниса. На одном из них видны строчки, бегло написанные карандашом:

…Я для терпенья не гожусь, —Все это видеть — горькое мученье…

По проселочной дороге идет человек с рюкзаком за плечами. Он взбирается на пригорок… любуется широким простором окрестных полей и лугов.

Яркое полуденное солнце освещает его задумчивый профиль с небольшой бородкой.

Снизу раздается хриплый, натуженный голос:

— Ну! Ну!

Плиекшан спешит вниз.

В гору карабкается необычная процессия. Высокий плечистый крестьянин, сгорбленный от неимоверной натуги, тащит телегу с гравием. На шее у него надет хомут, обе руки впились в постромки. Сзади телегу подталкивает молодая женщина с измученным, усталым лицом.

Крестьянин останавливается возле придорожного ручья, бросает постромки и, тяжело дыша, тянется к воде.

Плиекшан быстро подходит к телеге, с удивлением и участием рассматривает оробевшую молодую женщину и крестьянина, вытирающего лицо рукавом рубахи. Приветливо поклонившись, Плиекшан здоровается:

— Здравствуйте.

Женщина боязливо оглядывает незнакомца:

— Доброе утро.

— А где же ваш конь, друзья?

Крестьянин, угрюмо взглянув, молча отворачивается. За него извиняющимся тоном отвечает жена:

— Пал наш конь, господин… замучили его работой на барской земле.

Плиекшан окидывает взглядом необозримые ржаные поля.

— Вы арендаторы барона фон Мейендорфа?

Женщина низко склоняет голову.

— Да. Говорят, господин барон завтра приезжает, и велено починить дорогу.

Тишина… Ее нарушает только журчанье ручья.

Крестьянин возвращается к телеге и надевает хомут.

Взгляд Плиекшана задерживается на придорожном столбике, на котором прибита дощечка с надписью, сделанной дегтем: «Райнис».

— Это твой участок дороги?

С явной неохотой крестьянин вступает в разговор:

— Да, меня зовут Райнис… а что тебе надо, прохожий человек?

Плиекшан, отвернувшись, вынимает из внутреннего кармана пиджака деньги и протягивает их крестьянину.

— Вот, возьми… купи себе коня.

Крестьянин отстраняет его руку:

— Нет.

Женщина с отчаянием глядит на мужа. Плиекшан вновь торопливо предлагает:

— Я от всего сердца… пожалей свою жену и себя.

Крестьянин горько усмехается.

— Нет, господин. Не возьму я твоих денег… разве я один такой?.. А всем лошадей не купишь.

И, раскачав телегу, он снова двигает ее в гору. Жена подталкивает ее сзади.

Скрипит удаляющаяся телега… Плиекшан молча смотрит ей вслед.

Из-за холмов забрезжил рассвет, золотя густые прибрежные кусты. Тихо шелестит над водой утренний ветерок.

Широкая панорама Даугавы во время половодья. По реке плывут плоты. На них ютятся люди, нехитрый скарб, будки плотовщиков, костры…

Кто-то поет низким грудным голосом:

…И вот в оковы заключенЯ, барин Платер, ваш барон…И не видать мне света дня,Уже ведут на казнь меня…Уже ведут на казнь меня…

Плиекшан на плоту; он шагает по бревнам на голос певца, мимо сидящих бесплатных пассажиров.

Двое батраков спят возле костра… Женщины стирают белье, качают детей.

В отдалении виднеются телеги, мешки, ящики, деревянная кровать.

На одной из телег сидит молодой парень в рубахе из мешковины. Это он поет про барона Платера.

…Никто не в силах мне помочь,И наступает злая ночь…

К телеге подходит Плиекшан.

Привязанная к оглобле коза испуганно отскакивает от него.

— Послушай, парень, какой же ты барон?

Певец задорно улыбается.

— Эту песню я слыхал от своего деда. А новых еще не успел сочинить.

Сидящие кругом батраки весело смеются.

Горит костер. Возле него расположилась другая группа.

Человек средних лет, русский рабочий Никаноров, достает из костра головешку и раскуривает трубку.

Подходит Плиекшан и присаживается к огню.

Лежавший в отдалении старик с тревожным любопытством спрашивает:

— Почем в Риге платят за клепку?

Никаноров пыхтит трубкой.

— Цена известная: два с полтиной за сотню…

Его перебивает усатый батрак.

— А ты откуда знаешь?

— Я, милый человек, про верфь этого Вимбы много чего еще в Смоленске слыхал… Два с полтиной за сотню, бараки со стеклами и кипяток бесплатно!.. Во как…

К Плиекшану подходит болезненного вида женщина средних лет. Она робко обращается к нему:

— Господин, может, вы знаете… что там, в Риге, на работу женщин принимают?

Никаноров успокоительно качает головой.

— Э… не бойся, мать… женщин везде принимают, только платят поменьше.

Женщина зябко кутается в ветхий платок и садится у костра.

— Мне бы хоть какую-нибудь работу… у меня дочь.

Миловидная девушка лет шестнадцати подходит к матери и нежно обнимает ее за плечи.

— Мама… вот увидишь — в Ригу приедем, и я начну работать… мы станем богатыми и я куплю тебе красивую шелковую шаль… с узорами, мамочка!

Сдерживая улыбки, все окружающие ласково смотрят на девушку. Плиекшан обращается к ней:

— Как тебя зовут, девочка?

Мать крепче прижимает к себе девушку и отвечает за нее:

— Ее зовут Абелите, господин…

Никаноров подбрасывает в костер несколько сухих веток и с удивлением замечает:

— Абелите?.. Гм… Абелите… всю империю объездил, а такого имени не слыхал.